Анджелина возвращается в штаб через две недели. Она вообще не слишком любит посещать это место без явной острой надобности, вместо чувства безопасности, здесь она ощущает себя в западне, вот-вот и крышка ловушки захлопнется, а там — поминай как звали. Вероятно, это уже паранойя, но последние месяцы и череда временных убежищ давали о себе знать. Будь её воля, она бы не приходила лет эдак пять, но укор во взгляде Алисии и светящийся галеон не оставили ей особого выбора.
Джонсон старалась на них не смотреть, так будто их там и не было, чтобы сохранить самообладание. Отвлеченная беседа ни о чем и стакан (какой по счету? право, Анжи, еще нет пяти) огневиски казались отличным способом. Нет, она конечно же понимала, что поступает эгоистично, даже ведет себя самую малость как сука, но пускай кто-нибудь только попробует её в этом обвинить.

В первый день она пришла домой одна, Кэти, Алисия, Ли и Оливер то ли решили дать ей возможность справиться со всем самостоятельно, то ли остались праздновать с остальными, повод был охренительным. Анджелина тоже праздновала, по-своему, с двумя бутылками огневиски и переполняющими её эмоциями. Благодаря шумоподавляющим чарам, соседи не услышали как в их скромном пристанище крушилась вся посуда и мебель в приступе ярости. По-хорошему эта злость должна была быть обращена к близнецам, но Анжи почему-то чувствовала, что не имеет на это право. Она не была им матерью или сестрой, только подругой, любовницей, бывшей девушкой, этого было мало, чтобы претендовать на исключительность. И от этого почему-то было вдвойне хреново. Анжи стоит радоваться, но почему-то вся боль, с которой она так-сяк справлялась эти годы никуда не уходит, накрывает новой волной и оставляет её растерянной и безоружной. Все то чертово время, что она упивалась собственным горем в одночасье теряет всякий смысл. Все безрезультатные поиски Джорджа после возвращения в Англию теряют всякий смысл — он, нет, они не хотели её видеть. То, что так же они поступили с собственной семьей только доказывает — никогда не было Анджелины Джонсон и близнецов Уизли. Были Фред и Джордж, а потом уже остальной мир. И она всегда это знала, ей всегда было этого достаточно, но втайне она надеялась на чуть большее. Под утро Анджелина размазывает слезы по щекам и в тишине восстанавливает квартиру, никому не стоит видеть следы её срыва. Магия — это удобно, когда хочешь скрыть доказательства собственной ничтожности.
Все последующие дни Анжи пьет в одиночестве и занимается самокопанием, что для неё, казалось бы, нехарактерно, но с 98го многое изменилось. Она вспоминает, что когда-то значило знание того, что Кэти жива. Её тогда переполняли адреналин, облегчение и надежда. Она была готова разобрать Азкабан по кирпичикам, если придется, чтобы снова увидеть лицо подруги, однажды уже потерянной. Почему-то в случае с Уизли, облегчение было наоборот болезненным, затягивало в пучину меланхолии, а обиду сменила депрессия. Как ни странно, она их не винила, скорее не знала, что должна чувствовать по этому поводу. В конце концов она черт возьми их любит — всегда любила. Печаль быстро заканчивается, а на смену ей приходит выгорание. Джонсон, не привыкшая погружаться в собственные переживания, пыталась занять себя делом, но то и дело выпадала в прокрастинацию, сопровождавшуюся выпивкой. Она должна быть безмерно счастлива, вместо того, чтобы страдать, ведь он жив, и Анджелина не перестает себя за это съедать.
На вторую неделю большую часть времени она проводила, как ни странно, среди магглов, стремясь затеряться и раствориться в толпе. Не зная, что происходит у них под носом, они продолжали беспечно наслаждаться жизнью и им действительно можно было позавидовать. Анжи даже устроилась на полставки в магазинчик по продаже виниловых пластинок. Пускай она мало что смыслила в маггловской музыке, место было неприметным, на цокольном этаже, хозяин — странный тип, не задавал никаких вопросов, требуя от неё только явиться на несколько часов в день и платил в конце недели. Посетителей в магазинчике было всегда крайне мало, все они были по-своему странными и Анджелина без труда вписалась в этот контингент. Узнай Афина Джонсон, что её внучка работает на маггла, её хватил бы удар. А вот близнецам, наверное бы, понравилось. Эта мысль заставила Анжи улыбнуться и впервые ощутить радость без солидной примеси огорчения.

— Ну и сколько ты еще планируешь этим заниматься? — недовольный тон Алисии вывел её из задумчивого созерцания янтарного содержимого своего стакана.
— Чем? — равнодушно ответила Анджелина, не планируя вступать в обмен претензиями, но явно его предчувствуя.
— Джонсон, перестань прикидываться дурой. И кончай уже жалеть себя, — она подняла взгляд полный гнева и обиды на подругу, но осеклась прежде, чем успела что-то сказать. Спиннет была права, продолжать это было бессмысленно.

После отрицания и желания предотвратить неизбежную встречу, первым, что она ощутила в штабе, была неловкость вселенских масштабов и самая малость стыда за собственную трусость. Даже если о её срыве мало кто подозревал, ей казалось, что те, двое, которые ей действительно важны, знают. Она старательно их избегает и о чем-то с кем-то даже разговаривает, думая только о двух взглядах, которые чувствует собственным затылком. Так проходит несколько часов, за которые напряжение только нарастает. Когда Фред оказывается рядом, Джонсон одной рукой цепляется за свободный подлокотник кресла и едва сдерживается, чтобы не послать его к черту и ударить чем-нибудь тяжелым. Это провокация чистой воды, она знает наверняка, но дыхание перехватывает, а сердцебиение шумит в ушах. Анжи к этому не готова, к его близости, запаху, к дыханию у себя над ухом. От его слов тело будто пронзает током, а волосы на затылке встают дыбом. Слишком рано, слишком напористо, слишком самоуверенно, в точности как всегда Фред, ты не изменяешь своим привычкам. Она поднимает глаза и сначала встречается взглядом с Джорджем в другом конце комнаты. Ей немного жаль, что это не он подошел к ней первым, но иначе и быть не могло. Джонсон шумно выдыхает и, наконец, поворачивается к Фреду. Он настолько близко, что у Анжи в горле образуется ком из невысказанного. За пять чертовых лет они, на первый взгляд, изменились совсем немного, чего не скажешь о ней.
— Я видела тебя мертвым на том гребанном полу, — получается как-то скомканно, хрипло, рвано и вовсе не то что она хотела сказать. Ей больно — она не скрывает. От него в принципе мало что скроешь, только то, что он сам не захочет увидеть. Рядом с ним от злости быстро не остается и следа. Анжи очень хочется его обнять, почувствовать прикосновение, понять, что он — не мираж из её ночного кошмара, а здесь, во плоти. Она хочет впитать его, их, в себя и забыть эти предыдущие пять чертовых лет. Но Анджелина останавливается за шаг до, не уверенная, что выдержит это, и лишь крепко сжимает его предплечье.
— Но до котяток Амбридж тебе еще далеко, — добавляет спустя пару секунд и слабо улыбается. Разве могло быть иначе? Глаза предательски щиплет и она скрывается за стаканом с виски, жмурится, делает большой глоток и надеется, что за улыбкой подступивших слез не будет видно.