George Weasley & Angelina Johnson
24.12.1994, астрономическая башня
I'm jealous of the rain
That falls upon your skin
It's closer than my hands have been
I'm jealous of the wind
That ripples through your clothes
It's closer than your shadow
knockturn alley |
wonderwaffle |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » wonderwaffle » too far gone » JEALOUS [24.12.1994]
George Weasley & Angelina Johnson
24.12.1994, астрономическая башня
I'm jealous of the rain
That falls upon your skin
It's closer than my hands have been
I'm jealous of the wind
That ripples through your clothes
It's closer than your shadow
На Святочный бал Джордж пошел в компании Мэри-с-Равенкло. Она была младше его на год и ниже на голову, а еще Джордж даже в свои шестнадцать чуял, что именно о такой невестке мечтала Молли: скромной, вежливой, умнице-отличнице, с большим сердцем и светлой детской мечтой стать целителем в Мунго. Она была даже симпатичной, а Джорджу улыбалась открыто и искренне, как будто он в честь нее уже назвал новую планету. Ее ладонь в руке Джорджа была маленькой, хрупкой и холодной.
— Я не хочу, чтобы этот вечер заканчивался, — сокровенно шепчет Мэри, пока они медленно танцуют в уже почти опустевшем зале, а сверху медленно опускаются наколдованные снежинки.
Джордж несколько секунд раздумывает о том, что делать дальше, и приходит к выводу, что если он может сделать этот вечер волшебным хотя бы для Мэри, почему бы не попытаться?
— На Астрономической башне будет вечеринка, — сообщает он, и Мэри поднимает голову и смотрит на него горящими глазами.
Джордж не сдерживает усмешки: эти несчастные педантичные равенкловцы обделены настоящим гриффиндорским весельем. Слухи, ходящие в других факультетах о том, какие грандиозные пьянки закатывают в красно-золотой башне, конечно, преувеличены. Но не сильно.
— Хочешь пойти? — спрашивает Джордж, уже зная ответ. Мэри с готовностью кивает и тут же тянет его в сторону выхода.
Вечеринка в башне уже в самом разгаре, и собрались тут все факультеты, можно заметить даже парочку не сильно принципиальных слизеринцев. Ведущая на крышу лестница забита, и Джорджу приходится петлять между сидящими на ступеньках студентами, чтобы пробраться вперед. Мэри крепко держит его за руку и с опаской поглядывает вниз, боясь оступиться.
На крыше собрались то ли те, кто первые пришли, то ли те, кто, собственно, виноват в торжестве. К Джорджу тут же подлетает Ли, чуть пошатываясь, и буквально силой впихивает в его руку бутылку огневиски, невнятно бормоча что-то про то, что стаканы нынче в дефиците, а для трансфигурации все присутствующие уже слишком пьяны.
Рядом появляется Фред — взлохмаченный, но жутко довольный собой.
— В порядке, Джорджи? — спрашивает брат.
В ответ на кивок Фред хлопает его по плечу и подносит ко рту бутылку Джорджа — не вынимая из руки близнеца, из-за чего тому приходится неудобно вывернуть локоть.
— Найди себе свою, — с наигранным раздражением жалуется Джордж, но Фред в ответ только улыбается в привычной дурашливой манере и переключает свое внимание.
Мэри, до того стоявшая за спиной Джорджа и явно не знавшая, куда себя деть в непривычной обстановке, под удвоенным вниманием Фреда и Ли широко раскрывает глаза. На протянутый ей стакан — «для леди посуда найдется», пробубнил Фред, — она смотрит с таким нескрываемым ужасом, что Джордж на несколько мгновений даже подумывает вмешаться. Но затем Мэри дрожащими руками берет стакан, явно с трудом набирается смелости и делает большой глоток. Сердобольные Фред и Ли, беззлобно смеясь над ее судорожным кашлем, протягивают коробку конфет. Джордж отходит от них, успев услышать фредово «всему-то вас, равенкловцев, надо учить».
— Мой брат тебе окончательно надоел? — спрашивает Джордж, приближаясь к краю крыши.
Как Анджелина еще не замерзла до смерти в ее тонком платье под холодным декабрьским ветром, остается для него секретом. Ему самому в рубашке неуютно, и только очередной глоток огневиски согревает, горячей волной пробегаясь по внутренностям.
— Потому что если ты сдалась и, наконец, решила найти себе кого-нибудь получше, это будет хорошая новость, — со смешком сообщает Джордж.
Откуда-то из-за спины доносятся голоса, пьяный смех, звон бутылок и, неожиданно, музыка. Время медленно, но верно приближается к полуночи, но почему-то атмосфера Рождества в этом году отдает для Джорджа чем-то горьким.
Может быть, это просто дрянной огневиски.
Фред кружит её в танце, а затем притягивает к себе и крепко прижимает. У Анджелины голова идет тоже кругом от всего — музыки, света, снежинок, медленно опускающихся с потолка Большого зала, хмельного пунша, в который Джордан подмешал что-то покрепче, от улыбки Фреда и его ладони лежащей на её оголенной спине. Она не зря выбрала такое открытое платье на тонких бретелях, не правда ли? Однокурсники присвистывают, когда они подходят к своему столику и нарываются на крепкое словцо от Уизли. Джордж смотрит на неё почти равнодушно, как ей тогда кажется, а Анджелине почти не все равно, она пристально не обращает внимания на его спутницу, какое ей дело, лучший друг волен выбирать себе партию на свой вкус. Джонсон выпивает бокал за бокалом бурды, которую намешал под столом Ли и шепчет Фреду на ухо:
— Пойдем танцевать, — она берет его за руку и тянет в сторону танцпола, как бы невзначай задевая попутно руку его брата, и внутри ненавидит себя за это. Потому что это низко — сказала бы она, расскажи ей кто-то другой о подобной выходке. Они танцуют, словно сумасшедшие в самой гуще толпы, и ей в этот миг легко на душе, она смотрит на широкую улыбку Уизли и этого достаточно, чтобы быть счастливой здесь и сейчас. Фред ведь может сделать её счастливой, может сделать её своей. В нем — смелость, уверенность, даже порой жестокость в своем веселье, в нем есть все, что ей нужно, все, чего она может пожелать. Хотеть большего было бы просто несправедливо.
— Анжи, я так рад, что сегодня ты — моя, — он пьян не меньше, чем она сама, его голос звучит глухим рыком у неё над ухом.
— Уизли, я всегда была твоей, — она поворачивает голову и подставляет свою шею для короткого поцелуя и его львиная хватка на мгновение становится крепче, как будто он пытается утвердиться в своей позиции. Как будто недостаточно того, что она с ним ¬еще с прошлого курса, она с ними — почти с самого начала. Эта ночь принадлежит им — и они безумствуют, пока ноги в босоножках на высоком каблуке не начинают гореть огнем, а затем танцуют еще и еще.
После нескольких финальных медленных танцев, вся компания, конечно же, с ними во главе, перемещается в Астрономическую башню. Эдакий гриффиндорский афтепати, на котором присутствует добрая половина всех шестых и седьмых курсов школы.
— Лови момент, птичка! — Анджелина ободрительно хлопает по плечу Кэти — та после нескольких глотков дешевого огневиски (где только Джордан вообще умудрился достать это пойло?) решается наконец-то подойти к Седрику Диггори. На ступеньках людно и шумно, все обожают вечеринки гриффиндорцев, даже зануды, вроде той мыши из Рейвенкло, которую зачем-то и сюда притащил с собой Джордж. Анджелина стоит на верхушке винтовой лестницы и наблюдает за рыжей макушкой, проталкивающейся в толпе. Её талию обвивают крепкие руки Фреда и она откидывает голову ему на плечо:
— Вышел прекрасный вечер, спасибо — раскрасневшееся лицо Уизли говорит о том, как хорошо он проводит время, а заплетающийся язык говорит о том, что в ход пошли авторские настойки Ли. Наверняка они под утро будут блевать где-нибудь в туалете, а Плакса Миртл будет умолять Анжи забрать этих придурков из её владений.
— С тобой не могло быть иначе — Анджелина позволяет поцеловать себя в ключицу — даром, что при всех, сейчас с Фредом Уизли спорить бесполезно, он уже надрался как последняя скотина. Джонсон мягко вынимает у него из рук начатую бутылку (конечно же, его это не остановит и через минуту на месте пропажи появится новая), и передает потерпевшего в руки подоспевших друзей. Она направляется вместе с трофейной бутылкой к балкону, с которого открывается вид на серебряную гладь Черного озера в свете луны, корабль Дурмстранга, холмы вдалеке и бескрайнюю тьму Запретного леса. Здесь до жути холодно — она обхватывает себя одной рукой и делает большой глоток огневиски. Алкоголь немного согревает и дает ей возможность насладиться видом огромного звездного неба, на удивление ясного для Рождественской ночи. Из-за ветра она не слышит шагов сзади и не оборачивается, когда над ухом звучит голос Джорджа. Почему-то усмешка в его голосе звучит горьким уколом. Почему-то Анджелине этот укор кажется справедливым.
— А сам-то? Что, общество этой мыши оказалось слишком пресным для великого сердцееда Джорджа Уизли? Бедняжка, она проплачет в подушку целый день, — Джонсон даже не пытается скрыть каплю язвительности в своей улыбке и понимает, что хочет сказать вовсе не это. Порыв ветра обрывает её фразу и беспощадно забирается колючим холодом во все самые сокровенные места под тонкой тканью платья, но Анджелина не делает ни шага, только вздрагивает всем телом. Она поворачивает голову к Джорджу и позволяет себе полуулыбку, прежде чем снова глотнуть огневиски из бутылки.
— Небо сегодня ясное. Смотри, вот Андромеда — сама толком не понимая зачем, она указала на несколько точек мерцающих на небосводе.
— А рядом Пегас. Ты ведь знаешь миф об Андромеде? Её народ хотел принести её в жертву за гордыню матери, что разгневала богов. И она смирилась со своей участью — грустно и недовольно хмыкнула Анджелина. Нет, она не похожа на греческую принцессу, в ней нет хрупкости дамы в беде, нет кротости и покладистости как у девчонок вроде как-там-её-с-Рейвенкло. Она сама — стихия, сама себе Афина и Прометей. Порой, как сегодня, при мысли об этом её одолевала легкая грусть, противоречащая веселью за их спинами, и в глазах Джорджа она увидела отражение этой грусти.
Хотя слово «ответственность» меньше всего подходило к тому образу жизни, который вел и планировал вести дальше Джордж, одно святое правило он запомнил. Кажется, маггловская поговорка гласила что-то вроде об ответе за тех, кого приручили, и эта символическая мудрость засела в голове надоедливой, но очень нужной занозой. В конце концов, Джордж был старшим братом в большом семействе, а старшие всегда должны были заботиться о младших. Слепая уверенность родителей в том, что, если не дай Мерлин что случится, за Роном и Джинни будет, кому присмотреть, накладывала определенный груз ответственности.
Джордж до сих пор помнил, как неудачно закончился в этом году Кубок по квиддичу. Как во всеобщей суматохе отец подтолкнул Джинни в их с Фредом сторону и безапелляционно заявил: «Под вашу ответственность». Как они с близнецом, обняв сестру за плечи, повели ее прочь из хаоса, прикрывая собой.
Что-то похожее Джордж должен был испытывать и сейчас. Но хватает только одного мимолетного взгляда в сторону Мэри, чтобы все понять и облегченно выдохнуть. Сложно, конечно, угадать, была ли она в него влюблена — тонкая душевная организация противоположного пола для Джорджа до сих пор оставалась загадкой. Но определенная увлеченность была, и в этот момент Джордж был рад понять, что эта увлеченность не имела ничего общего лично с ним. С тем, что он символизировал — может быть. Беспечность, свойственную подросткам; бунтарский гриффиндорский дух; умение веселиться так, чтобы всем вокруг было завидно. Этого не хватало Мэри в ее жизни, а не Джорджа Уизли.
Поэтому Мэри, уже смело глотая огневиски, даже не смотрит в его сторону. Она смеется над очередной шуткой Ли, подставляет плечо под уже плохо держащегося на ногах Фреда и явно наслаждается собой и своей молодостью.
А вот поведение Фреда вызывает у Джорджа легкое недоумение. Когда это он успел так накидаться? Вернее, как так вышло, что Фред уже едва связывает два слова, а Джорджу кажется, что он трезв, как стекло?
Ответ приходит сам собой, стоит только подумать о том, как продвигался вечер. Джорджу не было скучно — упаси Мерлин, это было самым отвратным состоянием на свете, и даже без брата он мог найти, чем себя занять. И в этот вечер он решил, что справится сам. В конце концов, все внимание Фреда на балу уделялось Анджелине, и пытаться влезть между ними было бы как минимум нелепо. Поэтому Джордж отступил. Не в первый раз.
К его удивлению, Анджелина не кажется пьяной. Слегка захмелевшей, уставшей от танцев и несколько меланхоличной — возможно. Они уже, впрочем, давно выяснили, что из их троицы трезвой в конце концов остается именно Джонсон. Потому что знала меру, тогда как в лексиконе близнецов вообще не было этого слова.
Слова Анджелины — резкие, ядовитые, почти жестокие, — заставляют Джорджа удивленно и насмешливо вскинуть брови.
— Мерлин, Анжи, не знал бы я тебя, подумал бы, что ревнуешь, — хмыкает он, делая очередной большой глоток из бутылки.
Удивляться, наверное, и не стоило. Анджелина всегда была такой — прямолинейной, уверенной в себе, не стесняющейся высказывать свое мнение, каким бы нелицеприятным оно ни было.
Джордж поднимает глаза к небу, но в россыпи звезд не видит ничего — ни Андромеды, ни Пегаса, ни каких-либо других созвездий. Астрономия ему все равно никогда не давалась, но голос Анджелины — негромкий, но почему-то хорошо различимый, — успокаивает и даёт странное ощущение тепла и комфорта.
Джордж полуоборачивается — Мэри в этот момент ловит его взгляд, с широкой улыбкой машет рукой и переключает свое внимание на стоящего рядом хаффлпаффца-семикурсника. Фред и Ли стоят неподалеку, низко склонившись друг к другу и возясь с чем-то мелким, то и дело прерываясь на пьяный смех. Если они решили дойти до самокруток, придется вклиниться и отобрать, не то не миновать нескольких часов опустошения желудков в туалете. Впрочем, когда Фред и Ли, наконец, завершив свое темное дело, окружают Мэри, Джордж думает, что, может быть, обойдутся и без него.
Права была мама, когда говорила, что близнецы — самое дурное влияние, какое только может быть. Возможно, Мэри-с-Равенкло и не тот самый идеал, который себе представляет Молли.
В общем-то, этот самый мифический образ идеальной девушки в голове матери почти полностью совпадал с образом в голове Джорджа. Не то чтобы он много об этом думал — в конце концов, экспромт тем и хорош, что он экспромт, а загадывать на будущее он не любил. Но примерно представлял себе, какой она должна быть.
С хорошим чувством юмора — это было первым и самым главным пунктом, который отметал добрую половину женской части Хогвартса. Понимающей, потому что иначе никак не смириться с тем, что на первом месте у Джорджа всегда будет брат и их общее дело, а потом уже все остальные. Отзывчивой и в меру скромной — запала и энергии у Джорджа хватило бы на двоих (всю жизнь хватало). Чтобы ее темперамент не перекрывал его — казалось, что сильную девушку рядом с собой он просто не выдержит: либо не сможет удержать, либо сбежит сам.
Не такой уж узкий круг, если подумать, возможно, даже в Хогвартсе таких было с десяток-другой, надо было только поискать.
Но рядом стояла Анджелина, и мысли о том, чтобы искать кого-то еще, исчезали, так толком и не сформировавшись.
С чувством юмора у Джонсон все было отлично, как и с пониманием — она знала близнецов слишком давно, чтобы не понимать их. Но сказать, что она была скромной, у Джорджа бы не повернулся язык. А присовокупить к этому еще жаркий гриффиндорский темперамент, дикую страсть к квиддичу, посоревноваться с которой мог разве что Вуд, да не по-женски тяжелую руку, и получалась комбинация, от которой в любой другой ситуации Джордж бежал бы, как от огня.
Но почему-то стоял на вершине Астрономической башни и боролся с желанием обнять Анджелину за плечи и притянуть к себе.
— Джорджи! — Фред жарко и хмельно дышит в лицо, оказавшись рядом. Едва не повисает на близнеце, чтобы не упасть, и с дикой улыбкой протягивает самокрутку — кто бы мог подумать. — Смотри, какой я заботливый брат. Сначала тебе, потом себе.
Джордж вынимает из его рук плохо скрученный в бумагу табак, помогает выпрямиться и подталкивает в сторону лестницы — Фред и так слишком близко к краю балкона.
— Ну спасибо, филантроп, — хмыкает Джордж. — Сбавь обороты, Фредди, тебе уже хватит.
Фред смотрит на него с таким оскорбленным видом, что Джорджу даже становится стыдно.
— Кто ты и куда ты дел моего брата? — фыркает он. — Анжи, ты не видела Джорджа? Этот самозванец с оборотным зельем пытается выдать себя за Уизли, но я-то зна-а-аю…
Что именно он знает, Джордж так и не успевает услышать. Фред замечает за его спиной Кэти и направляется к ней пьяной походкой, явно планируя соблазнить на очередную пакость.
Джордж вздыхает, поплотнее скручивает бумагу и решает — не пропадать же добру. С помощью палочки подпалив кончик, он делает затяжку и приходит к выводу, что Джордану и брату нельзя доверять столь тонкое искусство, когда они в таком состоянии.
— Ну и дрянь, — сипло выдыхает он вместе с дымом. И по старой-доброй привычке решает приобщить Анджелину к своим страданиям, протянув ей самокрутку. — На вкус как забродившее сливочное пиво, сразу предупреждаю.
Паршивый огневиски сверху не спасает положение, только добавляет горечи, но Джорджу так легко и свободно на свежем морозном воздухе, что он даже не сильно против.
В этот момент приобнять Джонсон одной рукой, прижав к себе, чтобы хоть как-то попытаться согреть, кажется самой правильной вещью на свете. И Джордж, в кои-то веки, делает то, что кажется правильным.
— С Рождеством, Анжи, — произносит Джордж в ее макушку. — Не знаю, не рановато ли, я по звездам определять не умею, это ты у нас эксперт в астрономии.
— Чтобы я ревновала? Даже не знаю, Джорджи, то ли ты настолько низкого мнения обо мне или излишне высокого об этой не-помню-её-имя-с-Рейвенкло, — смеется Анджелина и делает глоток побольше. Горький вкус заставляет её зажмуриться и сморщить нос, но она была бы не Анджелиной Джонсон, если бы подобное когда-либо её останавливало. Анжи, и правда, не ревнует. Она не знает, как объяснить жгучее чувство в груди, когда видит, как заботливо Джордж обхаживает очередную Мэри, но это не ревность, уж точно. Ей ни капли не жаль этих девчонок — каждая рано или поздно получает то, чего заслуживает своей наивной надеждой стать для одного из близнецов Уизли центром Вселенной. Анджелина уяснила это еще на первом курсе — для этих двоих есть только они и весь остальной мир, и это стало для неё своего рода аксиомой: даже если существовали Фред и Джордж, всегда были и будут только Фред-и-Джордж. Пускай каждый из них был отдельной личностью, они все еще являлись двумя половинами одного целого, и она не могла с точностью сказать, когда для неё появился отдельно Фред, и появился ли вообще? Вот они стоят сейчас втроем, и до смешного пьяный Фредди протягивает брату наспех сделанную самокрутку, а Анджелина улыбается, глядя на них, чувствуя, что это, пожалуй, лучший момент сегодняшнего вечера. Момент, в котором ей принадлежат они оба. Нет, не подумайте, она не пыталась присвоить себе близнецов — это как попытаться укротить горный поток или порыв ветра, ты можешь искупаться в его водопадах, можешь покорить его ненадолго, подстроившись под него на метле, но никогда не удержишь в руках. Когда другие шли за путеводной полярной звездой, Анджелине звезды были не нужны — у неё были две свои собственные и ей посчастливилось греться в их лучах чуть ближе, чем остальные. И признавать кого-то еще, делить с кем-то это тепло, пускай это и было эгоистично, для Джонсон было сложно. Она и сама была пламенем, к которому едва ли кто мог подобраться, если не был в состоянии дать ей взамен того же. Ни один человек, за исключением пожалуй Кэти и Алисии, не мог выдержать её напора, кроме этих двоих. Анжи добродушно отшучивалась от смелых признаний Ли, ведь не хотела разбивать ему сердце отказом. А затем всё, казалось бы, стало на свои места, когда Фред при друзьях впервые открыто взял её за руку. Это было вполне в его духе — брать все, что захочется и не спрашивать чьего-либо разрешения. И, когда Джордж не возражал, она посчитала, что так и должно быть, что вторая звезда все же чуть дальше, чем она могла подумать. Иногда ей становилось от этого грустно, но Анджелина не позволяла себе вдаваться в размышления на этот счет дольше минуты. Фреда было много — он окутал её в плотный кокон тепла и защиты, в котором она не то, чтобы нуждалась, но любила порой растворяться. А то, что рука по привычке тянулась ко второй руке, и дружески, не по-девичьи крепко, её сжимала — это уже совершенно не важно.
За их спинами бурлила вечеринка, кто-то даже умудрился организовать музыку, а Кэти направлялась к троице с полупьяным и слегка мечтательным выражением лица, наверняка чтобы повиснуть на руке у Анджелины и с придыханием рассказать, какой же все-таки этот Седрик красавчик. Взглядом она нашла Алисию, болтавшую непринужденно с каким-то хаффлпафцем и наслаждавшуюся вечером. Фред напоследок мимолетно приобнял Джонсон и поймал Кэти на полпути к балкону, та мгновенно переключилась на него и пьяно захихикала, предвкушая новое приключение.
— Эти идиоты сегодня точно плохо кончат с очередной выходкой и не видать нам больше вечеринок до самого марта, — смеясь сказала она, вполоборота наблюдая за друзьями, и сделала очередной глоток. Количество виски в бутылке стремительно уменьшалось и приближалось к отметке в половину и на душе сделалось удивительно легко. От едкого дыма самокрутки глаза невыносимо защипало, но даже это не могло испортить её настроения сейчас. Она уверенно берет самокрутку из рук Джорджа, мало что ли дряни они уже попробовали вместе?, и затягивается. Мерзкий вкус не лучшего табака и чего-то еще заставляет её дважды кашлянуть, но Джонсон затягивается снова, пускает дым кольцами, делает глоток виски и возвращает этот страшный сон всей табачной промышленности Джорджу.
— Пресвятые панталоны Мерлина, что они туда напихали вообще? Сбор трав миссис Спраут? Тайное средство против жизнерадостности Снейпа? — смеется она, — После второй бутылки этим двоим решительно нельзя доверять, — Анжи наблюдает, как Джордан протягивает похожие экземпляры Кэти, Алисии и еще нескольким студентам и всерьез начинает подозревать неладное, иначе с чего бы такая щедрость? Вероятность неожиданных эффектов после употребления экспериментального произведения двух лучших друзей возрастает в несколько раз.
— Нам повезет, если никто не загремит в Больничное крыло в этот раз, знаешь? — произносит она в темноту, не ожидая ответа на риторический вопрос и снова поднимает голову к небу. Ладонь Джорджа кажется невероятно горячей в морозном ночном воздухе, когда ложится на её оголенное плечо и кожа Анжи покрывается мурашками от удовольствия. Она позволяет прижать себя крепче — от Уизли тянет теплом и уверенностью, ей это нравится и все тело прошибает легким разрядом тока от удовольствия. Джонсон в ответ обнимает одной рукой его туловище, положив голову на грудь. Она точно знает, что до полуночи еще как минимум минут двадцать, но умалчивает сей факт, вместо этого поднимает к нему голову и отвечает:
— С Рождеством, Джорджи — в его светлых глазах отражаются её собственные и она замирает с полуулыбкой на лице. За их спинами кто-то во всю начинает распевать рождественские колядки. Не смотря на мороз, Анджи комфортно и хочется, чтобы этот момент длился как можно дольше и отпечатался в её памяти навсегда. Они, кажется ей, никогда уже не будут так молоды и свободны как сейчас.
Если попытаться составить список самых идиотских вопросов близнецам, перечень будет впечатляющим. На первом месте всегда, конечно же, был и оставается любимый вопрос Джорджа: «а вы братья?» Обычно в таких случаях они отвечали, дескать, нет, на первом курсе познакомились.
Забавным, но предсказуемым вопросом был «а как вас родители различают?», и ответ оставался неизменным: «никак». Но это, в общем-то, было больше по причине наличия у Артура и Молли целых семи детей, которые и без близнецовости были похожи между собой. К тому же, Фред и Джордж намеренно носили одинаковую одежду и одинаковые прически. Доходило даже абсурда — если у одного появлялся синяк, обзавестись оным должен был и второй.
Где-то в том же рейтинге еще были вопросы «а вы все делаете одинаково?», «а вы всегда говорите хором?», «а вы сдавали друг за друга экзамены?» и «а ваши девушки тоже должны быть близняшками?» Сперва было даже забавно, но потом быстро наскучило, и когда заканчивались остроумные ответы, Фред и Джордж просто незамысловато уходили от темы.
Вопрос «предлагали ли вам секс втроем?» каждый раз заставлял их загадочно улыбаться. Чаще всего ответом было: «а что, хочешь предложить?» Но, справедливости ради, сама по себе идея у близнецов энтузиазма не вызывала. Даже не потому, что мысль была противна — с этим как раз проблем не было, в конце концов, они с Фредом знали друг друга настолько, что не смущались уже ничего. Другое дело, что смысла они в этом не видели — не проще тогда справиться самому?
И, конечно же, совершенно особую категорию составляли вопросы про отношения. «А жена у вас будет одна на двоих?», «а на свидания вы всегда вместе ходите?», «а девушки вам нравятся одни и те же?».
Положа руку на сердце, Джордж мог признаться — типаж у них с Фредом определенно был один, но, к счастью, он был настолько расплывчатым, что под него попадала солидная часть женского пола. Поэтому вместо того, чтобы цапаться из-за симпатичной хаффлпаффки, проще было найти ей замену. Не она первая, не она последняя, в конце концов.
Но, конечно же, когда в уравнение вписывалась Анджелина Джонсон, вся стройная схема оказывалась в руинах. Фреду даже не пришлось рассказывать, что Анджелина начала ему нравится не просто как хороший друг и надежный напарник. Джордж это понял и так — потому что сам чувствовал то же самое. И вот это уже было проблемой.
Анджелину нельзя было забыть и нельзя было заменить. Ее нельзя было увлечь на пару недель, а после отстраниться. Ей нельзя было воспользоваться, как бы подло это ни звучало. Не только потому что Джонсон никогда бы не позволила так с собой поступить, а еще потому что близнецы не могли так с ней обойтись. Как бы ни было это печально признавать, Анджелина им действительно нравилась. Со всей ее горячностью, непростым характером, острой язвительностью и непробиваемым упрямством.
Наверное, по-хорошему, отступить надо было обоим, чтобы не пришлось делить. Но это как раз могло привести к не самым благоприятным последствиям. Если Анджелина не принадлежала никому, у обоих было желание прибрать ее к своим рукам. И одному Мерлину известно, чем все это могло закончиться.
Поэтому Джордж по старой привычке позволил Фреду идти вперед первым. В надежде, что его где-то тоже ждет его собственная Анджелина (какой бы ни была болезненной мысль о том, что другой такой нет и не будет).
И если до этого она была между ними — не разделяла, а соединяла, — и можно было обнять ее с двух сторон и шептать план очередной проделки в оба уха, то потом она вдруг оказалась рядом. И теперь Фред был посередине — а вот он уже разделял, а не сводил воедино.
Черт с ним, думал Джордж. Брат всегда будет на первом месте, но если можно было перетерпеть ради того, чтобы Анджелина не исчезла из их жизни насовсем, то почему бы и не попытаться?
Самокрутка на вкус — и правда редкостная дрянь. Вряд ли, конечно, в оранжереях Спраут нашлось что-то, что можно было бы бессовестно скурить, но… у самопального табака подозрительно знакомый привкус. Джордж тщетно пытается понять, что это, но сдается. А спрашивать бесполезно — чтобы Фред с Ли да выдали свои секреты, когда их шалость удалась? Нонсенс.
Да и не так это важно, потому что Анджелина — обманчиво хрупкая с виду, так привычно обнимающая Джорджа, — в кои-то веки рядом. И между ними — много недосказанного и непонятого, но сегодня и сейчас — это неважно.
Как и неважно то, что когда она поднимает голову и смотрит так доверчиво и тепло, Джордж почти грубо сжимает пальцы на её плече, чтобы удержаться от желания наклониться и поцеловать.
Это все — шелуха и незначительные детали, которые можно пережить ради чего-то большего. И в этот момент все вокруг так невыразимо прекрасно, что рушить момент лишними переживаниями кажется настоящим преступлением.
Джордж улыбается краем губ, находит в себе силы отвести взгляд, делает очередную затяжку и следит, как кольца голубоватого дыма поднимаются в воздух и медленно теряют свои очертания.
— Скажи, Анжи, — начинает он неожиданно даже для самого себя, — если бы все сложилось иначе…
В голове крутится калейдоскоп мыслей.
…если бы мне хватило смелости попросить Фреда отойти в сторону?
…если бы я оказался рядом раньше него?
…если бы я был сильнее нас обоих и дурацких обстоятельств?
Но получается в итоге гораздо проще.
— …у нас бы с тобой что-то вышло?
Вопрос застает Джорджа врасплох. Он удивленно поднимает брови, не понимая, как вообще мог сказать что-то подобное вслух. В его бутылке еще три четверти огневиски, да и не мог он, даже сильно пьяным, озвучить самое сокровенное. Зачем, кому нужны эти сложности? Зачем трогать то, что работает и так?
И только запоздало приходит осознание, почему вкус чертового дыма так ему знаком. Анджелина оказалась права в своих догадках — чудо-растение Фред действительно отрыл в оранжерее Спраут. И самым популярным его применением было в составе сыворотки правды.
Конечно, на коленке сделанная версия Фреда и Ли и близко не стоит рядом с веритасерумом — технология просушки листьев не та, нет других составных ингредиентов, время приготовления с положенных нескольких дней уменьшено до нескольких минут. Но, может быть, алкоголь послужил катализатором. Может быть, дым от волшебных растений куда эффективней настоев из них же.
А, может быть, сыворотка тут вообще ни при чем.
— Джонсон, у тебя не волосы, а черви какие-то — громко тявкает Паркинсон ей в спину. Анджелина отвечает ей, не поворачивая головы:
— Смотрите, этого мопса кто-то заколдовал так, что он разговаривает! Жаль только интеллекта не прибавилось, — она не слышит, что кричит ей вслед стайка слизеринцев. Они говорят, говорят, никак не заткнутся — Анжи уже успела привыкнуть. «Вы знали, что её пра-пра-прадед был работорговцем? Говорят, он брал в наложницы чернокожих рабынь-волшебниц, чтобы те рождали ему сыновей, а затем сжигал их заживо в какой-то секте.» Джонсон фыркает и делает вид, что не слышит чужого разговора. Она не знает, как на это отвечать, и о своем пра-пра-прадеде тоже ничего не знает, возможно, это правда. Поэтому это почти не задевает.
— В следующий раз нужно будет добавить в историю каннибализм — отшучивается Анжи друзьям. И через неделю её семейство уже причисляют к жестоким кровожадным туземцам. Джонсон остается лишь усмехаться, пусть себе говорят за спиной, все равно они никогда не рискнут сказать ей что-то в лицо.
Под конец её второго сезона в сборной Гриффиндора кто-то пускает слух о том, что она и не девочка вовсе, а парень в юбке или вовсе тролль под оборотным зельем. Анджелина пожимает плечами, «неужели так стыдно проигрывать девушке? Признаюсь, я ожидала от тебя большего, Мальсибер». Дерется она тоже отнюдь не как девчонка, хотя дракой это назвать сложно — несколько взмахов палочки и обидчик уже висит на ветке дуба на одной резинке от трусов, пока та не рвется под его весом. «С Анджелиной Джонсон лучше не связываться, проблем потом не оберешься, хуже только близнецы Уизли» — недостаточно тихо переговариваются первокурсники. Алисия и Кэти хором повторяют «не бери в голову» и уводят её под руки в противоположную сторону.
Близнецы её, на удивление, не боятся. Или в них достаточно безумия и отваги, чтобы все равно с ней дружить, и, о Мерлин, пытаться подшучивать, не смотря на взрывной темперамент и подзатыльники. С ними она чувствует себя по-настоящему собой и впервые может не скрывать, что ни о чем не жалеет. Они другие, чистая стихия в созидании и разрушении, и Анджелина находит себя в этом бурном потоке счастливой и беззаботной.
«Говорят, она встречается с ними обоими сразу. Представляете, картины видели, как она заходила к ним в спальню после отбоя». Это, конечно же, чистая ложь. Как и то, что говорят о ней в остальных семи случаях из десяти. После отбоя они обычно встречались в гостиной факультета, чтобы ускользнуть на очередное приключение, но в мужских спальнях приключений прежде у неё не было.
— Джонсон, может, ты и нас развлечешь после тренировки? Отделаем тебя всей командой, мы слышали, ты любишь несколько за раз, — пара мужских фигур в зеленой форме громко гогочет, и удаляется в сторону поля. Анжи скрипит зубами от злости и едва сдерживается, чтобы не потянуться в карман за палочкой. Она до безумия хочет сейчас расквасить нос Мальсиберу, чтобы посмотреть, как он будет завывать от боли хуже девчонки. Её хлопают по плечам сразу две большие ладони, и злость уходит, все становится на свои места, когда ураган Уизли заполняет все пространство вокруг.
— Анжи, у тебя такое лицо, будто ты собиралась срвершить массовое убийство, — говорит Фред, — а нас забыла позвать — заканчивает за брата Джордж, и она смеется, действительно, эти слизеринцы не стоят усилий.
— Как думаешь, Анжи, можно любить двоих людей сразу? — задумчиво спрашивает Алисия на соседней кровати и Джонсон с трудом преодолевает желание притвориться спящей и завидует мирно посапывающей Кэти.
— Ну, можно же любить родителей — зевает она и кое-как открывает сонные глаза.
— Ты понимаешь, что я не о родителях, Джонсон — в лицо Анжи прилетает подушка и она возмущенно отправляет её в обратный полет.
— Если серьезно, то я думаю, нет, — Анджелина презрительно морщит нос, — в таком случае ты не любишь никого из этих двоих, а только тешишь свой эгоизм. Нельзя усесться одной задницей на два стула сразу — она пока не подозревает, как именно ей придется расплачиваться за громкие утверждения всего годом позже, и сколько ночей она проведет, пялясь в потолок, силясь разобраться в себе. Но сейчас Анджи поворачивается на другой бок и смотрит на Алисию:
— А почему ты спрашиваешь, Лис? — внятного ответа она так и не слышит, проваливаясь в мягкий сон. Осознание того, что она пропала, не обрушилось на неё внезапно, оно подкралось из тени и долго дышало ей в затылок, преследуя месяцами, прежде чем страх нашел свое воплощение в мыслях и словах. Анжи никогда не страдала от неразделенных чувств к мальчикам, не рисовала сердечки в дневниках и не наблюдала с придыханием за объектом своего обожания, она этого не понимала и у неё не было на это времени — страдать по кому-то. Парни в большинстве своем были скучны, исключением являлись разве что Вуд (потому что такого отбитого капитана нужно еще поискать), Ли (что не мешало ему с завидным упорством добиваться её внимания) и, конечно же, Фред и Джордж. И если с Ли все всегда сводилось к очередной хохме, а их дружба была достаточно крепка, чтобы это пережить, то с близнецами все в какой-то момент стало сложно. Они ей нравились — конечно, черт возьми, они ей нравились, это ведь нормально, что друзья нравятся друг другу..? Но с каждым годом ситуация становилась все запутанней, Джонсон часами пыталась понять, что вообще происходит, но в конце лишь утыкалась лицом в подушку издавая беспомощный вопль помирающей касатки. Утром она убеждала себя, что все это полная чушь, дрянь, и вообще, подобное не должно портить их — втроем — отношения, и за завтраком в Большом зале садилась между ними — ровно посередине, улыбаясь как ни в чем не бывало.
— Рано или поздно тебе придется выбрать, Анжи — сочувственно сказала Кэти, гладя её по темным волосам. — Я тебя не осуждаю, но иначе это не честно, — Джонсон подняла на подругу удивленный взгляд и нахмурилась. С чего бы Белл начала этот разговор? Они с минуту играли в беззвучные гляделки, прежде чем Анджелина со вздохом закрыла лицо руками, тем самым признавая поражение.
— А что, если.. если я не могу выбирать? И не хочу, я.. я не знаю, это все слишком запутанно, — она не видела горькой усмешки Алисии, но услышала её в интонации подруги:
— Ты не можешь иметь все за раз, Анжи. Хотя, зная тебя, ты все равно попытаешься, — в ответ Анджелина ударила Спиннет подушкой в лицо, а Кэти засмеялась. Она действительно не выбирала, ей не пришлось, ведь Фред пошел к своей цели напролом, как и всегда.
— А где Джордж? — без задней мысли спросила Анжи и оглянулась по сторонам. Она ожидала увидеть обоих близнецов, по своему обыкновению, прислонившихся к стволу ивы на берегу Черного озера, но там её ждал лишь Фред. Наблюдать кого-либо из близнецов в одиночестве уже было редкостью, видеть как Уизли глуповато улыбается, не зная что сказать — вообще за гранью реальности.
— Я подумал, тебе захочется провести время, ну.. вдвоем, — наконец выдал он и Анжи несколько секунд смотрела на него так, будто он разговаривал на французском, прежде чем улыбнуться в ответ. Делать вдвоем все то, что вы привыкли делать втроем было максимально странно и отчасти Джонсон надеялась вот-вот увидеть рыжую макушку на тропинке, ведущей к озеру. Но он так и не появился, ни в тот день, ни неделю спустя. Анджелина не могла привыкнуть к тому, что он её избегает. К тому, как садится по другую сторону от брата, вместо того, чтобы сесть рядом с ней, к скупым «Привет, Анжи», «пока, Анжи», к тому как они поменялись позициями на квиддичном поле — раньше Джордж всегда был ближе к ней. Анджелина не могла привыкнуть к его взгляду, внезапно равнодушному, медленно закипая внутри, но сдерживаясь из-за чувства вины, надежно засевшего внутри. Оно так и не оставило их, дополнившись рядом недомолвок, красноречивых взглядов, очередными Мэри-с-Рейвенкло и Джейн-с-Хаффлпаффа. Внешне все пришло в норму — его рука привычно приобнимала её плечи по-дружески, часть времени они проводили втроем, как и прежде (в эти моменты чувство вины уходило, а она подло и самонадеянно довольствовалась тем, как они оба на неё смотрели.
— Правда или действие, Джонсон? — спрашивает у неё сокурсница под конец импровизированной вечеринки в гостиной факультета, когда большинство уже разошлись по спальням и у камина остались только самые стойкие в компании виски и самокруток.
— Правда, — невозмутимо отвечает Анжи и делает затяжку, прежде чем передать сигарету Фреду.
— Ты бы могла любить нескольких людей сразу? — внутри все холодеет, но улыбка не сходит с лица Анджелины. Она не хочет поворачивать голову, но чувствует на себе сразу несколько — точнее пять пристальних взглядов. Один из них жжет затылок больнее всех и ей не нужно гадать, кому именно он принадлежит.
— Конечно, я уже это делаю, — уверено заявляет Джонсон и тянется к Ли за бутылкой, — это и так все знают. Люблю тебя, Ли — смеется она и делает первый глоток, — Лис, Кэти, без вас я просто жить не могу, — она отпивает по глотку за каждую из подруг, — Фред, ты и так все знаешь, — смеется Анжи и ловит поцелуй у виска, от обнимающего её Уизли.
— Джордж.. — она салютирует ему бутылкой и замечает, как во время короткой паузы темнеют его глаза, от этого по спине пробегают мурашки — за тебя. Ты его лучшая половина, — Анджелина пьяно смеется и делает последний, самый большой глоток, передавая бутылку дальше. Горло першит от жгучего огневиски, Фред громко протестует против её последнего утверждения и начинает её щекотать. Джонсон смеется — громко, заливисто, как и все вокруг, все, кроме Джорджа, у него вид, будто ему дали под дых, но в темноте гостиной это трудно заметить. Позже она не может уснуть и продолжает винить себя за свою жестокость. Утром оказывается, что все напились настолько, что не слишком помнят подробности прошлой ночи и Уизли, конечно же, в числе первых. Анджелина знает, что так как Фред не умеет пить, Джордж не умеет врать, но молчит, будто её больше интересует тыквенный сок в собственном кубке.
От Джорджа несет табаком и виски, а едкий дым самокрутки и холодный зимнний ветер заставляют глаза слезиться, но сейчас это почему-то не помеха. На душе становится удивительно легко и внутренний голос в кои-то веки заткнулся и решил не усложнять. Она наслаждается видом его четкого профиля в отблесках свечей, музыкой за их спинами и лунной дорожной, виднеющейся на поверхности воды. Ровно до момента, когда Джордж Уизли решает произнести то, о чем ни один из них не мог позволить себе даже думать... слишком часто. Она молчит первые секунд пять, потому что не может ответить так, чтобы это было хоть каплю менее жестоко. Затем берет из его руки то, что осталось от самокрутки и делает последнюю длинную затяжку, прежде чем выбросить окурок вниз. Тлеющий огонек мелькает в темноте, а затем тухнет на усиливающемся ветру. Небо над их головами стремительно затягивается и тучи заслоняют бледный диск луны. В этот самый миг, когда глаза не могут привыкнуть к перемене освещения и они остаются на секунду в темноте, она тихо и уверенно отвечает:
— Да. Наверняка, — очередной порыв ветра пробирает до костей, но её голос дрожит отнюдь не из-за холода. Анджи стоит, не шелохнувшись и смотрит Джорджу в глаза, и кажется, что пространство вокруг них погружается в вакуум без единого звука. Чего он хотел от неё, чего она сама ждала от себя в конце концов? Жалости? Фраз вроде «ты — не он»?
Да, черт побери, ты — не он, Джордж Уизли, но именно поэтому ты мне и нужен.
Ты — не он, Джордж, именно поэтому, я люблю вас обоих и ненавижу себя за это.
Ты — не он, Джордж, и поэтому я никогда не смогу выбирать.
Впрочем, она не сказала ничего, что они и так не знали.
Ей кажется, что проходит целая вечность, прежде чем мир вокруг снова начинает существовать. Она лишь сейчас замечает его крепкую хватку на своем оголенном плече, завтра наверняка обнаружатся синяки, но это её вовсе не тревожит. Тревожит то, что будет дальше. Воздух теплеет и ветер стихает, а с неба начинают медленно опускаться крупные снежинки, застревая в волосах. Она не хочет слышать, что он скажет дальше, потому что у них обоих внутри бушует ураган эмоций, которому точно не следует поддаваться. Джонсон наконец отводит взгляд и делает глоток огневиски, замечая что от силы, с которой она сжимала бутылку все это время у неё побелели пальцы. Чувствуя, что больше не может находиться в его объятиях так, чтобы избежать непоправимого (если осталось то, чего еще можно избежать), Анжи отстраняется и, не глядя, берет его за руку, возвращаясь внутрь Астрономической башни. Она ведь ужасно замерзла.
— Пойдем, Джордж Уизли, ты еще должен мне танец, — внутри намного теплее и кто-то успел наколдовать снег, опускающийся с потолка, рождественские венки и омелу. На полу повсеместно лежит мишура и пустые бутылки, а количество студентов заметно поубавилось. На удивление, Кэти и Алисия оставили своих спутников и тихо разговаривали в углу, не замечая окружающих. Неужели им, наконец-то, хватило духу признаться? Несколько парочек медленно кружили посередине площадки под негромкую мелодию, а навстречу им направлялись Фред и поддерживающий его Ли, в колпаках рождественских эльфов.
— Анжи! – на полпути вскрикнул Фред, протягивая к ней руки для объятий. Ли недовольно буркнул, получив неожиданный подзатыльник от друга.
— А он все еще пьян, — констатировала Джонсон прежде, чем кошмар Санта Клауса в количестве двух штук приблизился к ним и её заключили в плен чужих рук.
— Вам понравился наш подарок? Вам, кажется, было о чем там поговорить, — пьяная усмешка Фреда получилась почему-то слишком резкой, будто он долго ждал, чтобы задать этот вопрос, но Джонсон списала это на алкоголь.
— Да, мы шли танцевать и как раз обсуждали сотню завтрашних шуток на тему «Фред Уизли не научился пить» — Анджи обняла Фреда в ответ и помогла Ли держать его на ногах.
— Пойдем, дружище, пока тебя не замутило, — кряхтел Джордан и Анджелина беззвучно произнесла «спасибо» глядя на Ли.
— Мы к вам скоро присоединимся — она поцеловала Фреда в щеку и выпустила его из своих объятий и медленно перевела взгляд на Джорджа, сама не зная, чего ожидать.
Еще только задав вопрос, Джордж понял, что должна была ответить Анджелина. Осознание это было тяжелым и одновременно простым, потому что оно бы решило все их проблемы.
Анджелина должна была сказать «нет».
Потому что это убило бы в Джордже последнее, что стояло между ними и нормальными, адекватными отношениями, — надежду. На то, что для него еще не все потеряно. На то, что чего-то еще стоит ждать. На то, что он не хуже и не лучше Фреда.
Но Джордж понимал, что глупо было рассчитывать на это, потому что Анджелина никогда еще не говорила ему «нет». И хотя её «да» всегда было безмолвным, Джордж умел распознавать его под любым подтекстом.
Поначалу он отстранился, решил дать и себе, и ей время все расставить по полочкам, привести мысли в порядок. У Анджелины теперь был Фред — полностью в ее распоряжении, насколько он вообще мог кому-то принадлежать. У Фреда теперь была Анджелина — до той степени, до какой она могла позволить ограничить свою независимость. И смириться с этим, минимизировав их общение до дежурных «здравствуй» и «до скорого», было гораздо проще. Поначалу даже помогало, до тех пор, пока после очередной вылазки они с Фредом не решили переждать до утра на квиддичном поле — почему-то в замок совершенно не хотелось возвращаться, а первую пару Заклинаний можно было смело пропускать, Флитвик прощал им и не такие прегрешения.
— Что ты творишь, Джорджи? — спросил Фред, плотнее кутаясь в плед и доставая из кармана палочку, чтобы наколдовать еще одно согревающее заклинание.
Джордж почувствовал, как тепло знакомой до каждой искры магии растеклось по телу, и передал брату термос. В кои-то веки — действительно просто с чаем.
— Морожу задницу, потому что в тебе неожиданно проснулся романтик, и ты решил, что будет классной идеей встретить рассвет. Классно, рад за тебя, Фредди, а меня-то ты на кой хер потащил?
Фред посмотрел на него так, как умел только он и еще, пожалуй, сам Джордж. И Джордж прекрасно знал, каким действенным был этот взгляд — прямой, твердый, без слов говорящий «ты знаешь, о чем, и я знаю, что ты знаешь, прекрати страдать херней». Не слишком приятно было ощущать этот взгляд на себе.
— Я не знаю, что ты там вбил себе в голову, — явно теряя терпение, продолжил Фред. — Но мы не договаривались, что ты станешь игнорировать Анжи.
Джордж не ответил. Будь на месте Фреда кто-то другой, он бы, наверное, замкнулся, почувствовал страх или растерянность, но в том-то и была проблема — это был Фред, от которого что-то прятать, скрывать или утаивать было бессмысленно.
Поэтому Джордж потянулся за сигаретами — в карман Фреда.
— Я ее не игнорирую, — все-таки попытался по-детски возразить он. — И я не припоминаю, чтобы мы о чем-то договаривались.
Фред вздохнул, кончиком палочки подпалил сигарету Джорджа и вытащил из его рук пачку.
— Ты же видишь, что ей от этого неприятно, — прикуривая, невнятно произнес он.
— А мне приятно? — без тени злости или раздражения, спросил Джордж. — Фредди, ты же и сам все знаешь, зачем лишний раз мусолить эту тему.
— Ты же помнишь, что одно твое слово — и мы с ней разойдемся? Или, хочешь, отдам ее тебе?
А вот это уже скользнуло по нервам, как плохой смычок по ненастроенной скрипке. Джордж подскочил на ноги, выскальзывая из тепла согревающего заклинания и пледа. Пустые квиддичные трибуны нагоняли такое уныние, что хоть вой.
— Она не квоффл, чтобы ее передавать, Фред, — глухо произнес Джордж.
Фред, облокотившись на трибуну за спиной и закинув ноги на сидения впереди, затянулся, и оранжевая искра сигареты высветила его лицо в темноте. Он молчал очень долго, а когда заговорил, его голос был неожиданно хриплым.
— Помнишь первую метлу, которую нам подарили родители?
Джордж помнил, и потому его как будто окатило ледяной водой. Не то чтобы он об этом не думал, но чтобы рискнуть это озвучить… пожалуй, только Фреду бы хватило смелости.
Им было по десять, когда Артур с трудом накопив денег, смог купить им дешевенькую, потрепанную и подержанную «Комету». Вообще-то, купил он две метлы, но одна из них была уже настолько старой, что не взлетала выше метра над землей.
У Билла, Чарли и Перси были свои метлы, и близнецы грезили о дне, когда смогут на заднем дворе Норы поиграть со старшими братьями в импровизированный квиддич. Но выходило, что метла была у них одна, а летать хотелось обоим.
Сначала они «по-взрослому» решили не играть вдвоем, и хотя Молли развлекала их, как могла, пока Билл и Чарли забрасывали мяч в самодельное кольцо, жажда полета была сильнее. И тогда они договорились играть по очереди.
Все бы закончилось хорошо, не приди близнецам однажды светлая идея слетать до Лондона ночью, пока все в доме спали.
Метла, предсказуемо, не выдержала веса обоих. Тогда они отделались переломами ног, и Молли даже не сильно их ругала, потому что была белой от ужаса.
— Как будто ты не помнишь, чем все закончилось, — выдавил Джордж. И с уже большим пылом добавил: — И вообще, Фред, сравнивать девушку с метлой, тем более Анджелину… Она убьет тебя, если узнает.
— But what a way to go, — криво улыбнулся Фред. А затем, продолжая улыбаться, проговорил: — Ты же понимаешь, что это единственный расклад, в котором все будут довольны?
— Ты больной, — усмехнулся Джордж. Смех больше походил на нервный, даже сигареты не успокаивали. — Ты совершенно ненормальный, Фред.
— И прекрасно, быть нормальным скучно.
Фред поднялся на ноги, снял с себя плед и накрыл им плечи Джорджа, зажав сигарету в зубах.
— Думаешь, она откажется? — спросил он.
— Я не знаю, — сипло ответил Джордж. — Я не знаю, Фредди.
Навязчивые, почти болезненные в своей одержимости мысли, наверное, сожрали бы кого другого, но, к счастью, Джордж был не из тех людей, что купаются в собственных страданиях и жалеют себя. И хотя выбросить из головы Анджелину с ее совершенно дурацким характером и еще более дурацкой улыбкой было невозможно, Джордж сделал все, чтобы отодвинуть ее на второй план.
В конечном итоге оказалось, что все это — бесполезно. Возможно, был бы какой-то шанс, не учись они в одной школе, на одном курсе, на одном факультете. Возможно, был бы какой-то шанс, не будь Анджелина девушкой его близнеца.
Хотя на самом деле, где-то на глубине подсознания, брезжит мысль, что у Джорджа с самого начала не было никакого гребаного шанса.
Кажется, первый раз сделать осторожный, крошечный шаг обратно, он позволяет себе после очередной тренировки. Она была долгой, изнурительной, но плодотворной — такой, когда усталость и изнеможение кажутся приятным результатом хорошо проделанной работы. Полеты и квиддич всегда поднимали Джорджу настроение, давали чувство хоть и иллюзорной, но свободы, а потому он даже не задумывался толком, когда, закинув метлу на плечо, небрежным и привычным жестом приобнял Анджелину свободной рукой.
— Такими темпами на ближайшем матче Монтегю придется сожрать квоффл, чтобы ты его не забила, — с усмешкой произносит Джордж.
И в этот момент все кажется прекрасным и правильным. Впереди Кэти звонко смеется над какой-то шуткой Фреда, а Алисия, активно жестикулируя, похоже, объясняет Поттеру, как правильно ловить снитч. Мерлин, еще бы Краму это объяснила — кажется, Поттер способен это сделать с закрытыми глазами и без метлы.
До Джорджа слишком поздно доходит, что он, вроде как, должен держать дистанцию. Что он только что перечеркнул все то, к чему стремился в последние дни, одним ненавязчивым жестом разрушил все кропотливо выстроенные барьеры. Но Анджелина, если и удивлена, не подает виду. Она поднимает к нему лицо, улыбается знакомой улыбкой, от которой внутри у Джорджа все сжимается и теплеет, и отвечает, что она готова скормить Монтегю и бладжер, и снитч, и даже пару квиддичных бит.
А дальше все как будто входит в ровную, спокойную колею. Джордж назубок выучивает искусство закрывать глаза в нужный момент и не замечать очевидного. Какое-то время у него даже получается — с переменным успехом, но уж в чем Джорджу нельзя отказать, так это в упрямстве.
Когда кому-то из сокурсников приходит в голову идея поиграть в подростковые игры, Джордж остается, просто потому что не хочет уходить из общей компании в тишину пустой спальни и оставаться наедине со своими мыслями. Для них с Фредом это все уже — напускное веселье, полутона и полумеры. В этих тинейджерских шалостях нет и половины того риска и азарта, какой бывает на очередной вылазке.
Но в этот момент Джордж даже не рискует жаловаться. Слева от него сидит Ли, и они проводят большую часть вечера, обсуждая очередное изобретение. Справа — Кэти, и от нее пахнет чем-то сладким и пряным, почти цветочным, и этот запах успокаивает и приводит мозги в порядок. Этот запах, к счастью, совершенно не ассоциируется с Анджелиной.
Когда Анжи задают тот самый вопрос, Джорджу очень хочется сказать ей: «не отвечай». Пожалуйста, хотя бы не при всех, не делай все еще хуже. Потому что какой бы ни был ответ, он ударит по больному и разбередит рану, которую Джордж старательно залечивает уже не один месяц.
Анджелина умудряется ответить так, что ни у кого не возникает никаких подозрений. Ни у кого, кроме них самих. Ни у кого, кроме Фреда. Ни у кого, кроме Ли, Алисии и Кэти. Ситуация кажется абсурдной до истерики — словно они все сидят и старательно делают вид, что не замечают, как вокруг все горит.
Анджелина встречается с ним взглядом, и Джордж мысленно уговаривает себя отвести глаза, но не может. В горле пересыхает, и становится одновременно тошно и пусто. Фред полуоборачивается, и весь его красноречивый вид кричит: «я же говорил».
От того, чтобы встать и уйти, Джорджа удерживает только то, что он никогда не был приверженцем излишнего драматизма. И прохладная рука Кэти, с неожиданной силой сжимающая его ладонь.
Когда все расходятся по спальням, они с Кэти остаются последними. Она, наконец, поворачивается к нему, и Джордж в ее глазах видит все то, что не хотел бы видеть никогда в жизни — понимание, горечь. Жалость.
— Все будет хорошо, Джорджи, — негромко произносит Кэти и уходит в спальню вслед за Алисией, напоследок едва ощутимо взъерошив ему волосы.
Ее обычно заразительный оптимизм в этот раз не помогает.
Когда они возвращаются в липкое, душное тепло башни, а на встречу им идут Фред и Ли, Джордж по лицу брата сразу понимает, к чему было это все. Понимает, что Фред и не на половину настолько пьян, как хочет показаться.
Джордж одними глазами говорит ему: «я знаю».
Фред криво улыбается. Не нужно никакой легилименции, чтобы услышать в голове его насмешливый голос: «я знаю, что ты знаешь».
Джордж думает, что, наверное, когда-нибудь он не выдержит этой дурной пляски, потому что, как бы ни были они с братом похожи, Фред всегда на шаг впереди. Он всегда любил чуть быстрее, чуть сильнее, чуть опаснее. Всегда рисковал первым, а близнеца тянул за собой за руку. Они отличались ровно настолько, чтобы одному приходилось подстраиваться под другого, но оба понимали, что друг без друга — никуда. И Джордж подстраивался. И думал, что когда-нибудь точно сдохнет от этой гонки.
But what a way to go. What a fucking way to go.
Ли уводит уже о чем-то философски рассуждающего Фреда, и они с Анджелиной остаются одни. Не совсем одни, конечно, — в углу можно заметить тихо перешептывающихся Кэти и Алисию, а вокруг еще полно народу, но Джордж никогда не умел обращать внимание на детали. Его фокус всегда был там, где ему хотелось.
a backless dress and some beat up sneaks, my discothèque Juliet, teenage dream
she took my arm, i don't know how it happened, we took the floor, and she said,
“oh, don't you dare look back, just keep your eyes on me.”
i said, “you're holding back”, she said,
“shut up and dance with me”
На фоне играет ненавязчивая музыка, что-то лиричное и неторопливое. Джордж протягивает Анджелине руку и, взяв ее ладонь в свою, уводит в медленном танце. Сверху падает наколдованный снег, таящий на коже, но не оставляющий и следа. Джорджу кажется символичным, что колдовство, каким бы чарующим оно ни было в определенный момент, вскоре исчезает бесследно.
Может быть, именно эта мысль отодвигает в сторону страх. Что бы ни случилось, что бы ни произошло в этот вечер, уже завтра оно растает как волшебный снег.
Но все это завтра, а сегодня Джордж может сжимать ладонь Анджелины в своей, прижимать ее к себе и временно тешить себя иллюзиями. Что, может быть, в каком-то параллельном измерении все могло быть иначе.
В этот момент становится очевидным, почему Джордж так и не поддался на предложение Фреда, почему сама мысль ему казалась абсурдной. Потому что хотя у них всю жизнь все было совместным, и они никогда ничего не делили, Джорджу впервые хочется, чтобы что-то — кто-то принадлежал только ему и никому больше.
Решение он принимает неожиданно, но оно кажется ему единственно верным. Может, жуткая смесь огневиски и веритасерума так дала в голову, что удержаться уже невозможно. Может, просто приходит осознание, что лучше сделать и пожалеть, чем не сделать вовсе. Может, это дурное подвешенное состояние уже сидело поперек горла и надо было поставить уже хоть какой-то знак пунктуации — запятую, многоточие, точку. Хотя, по-хорошему, план больше тянул на многозначительное сочетание вопросительного и восклицательного знаков.
Джордж остановился, заставляя Анджелину замереть вместе с ним. Не было ни страха, ни даже волнения как такового — только щекочущее нервы предвкушение.
Поцелуй отдает вкусом огневиски и сигарет. Джордж за свою жизнь целовал не одну девушку, но в этот раз кажется — будто впервые. Нет ни торопливости, ни перекрывающего поток мыслей возбуждения. Возможно, потому что впервые за долгое время поцелуй — не прелюдия, а завершение.
Он отстраняется, не открывая глаз, потому что не находит в себе сил встретиться с Анджелиной взглядом, но затем собирает всю свою храбрость в кулак и выпрямляется.
Ему плевать, что вокруг люди и, возможно, кто-то даже смотрит в их сторону. Алисия и Кэти все знают и сами, а остальные, наверняка, с легкостью спутают его с Фредом. Эта мысль — абсурдная в своем содержании — заставляет Джорджа неуверенно улыбнуться.
— Я так и не ответил тебе тогда, — негромко произносит он. — Тогда, в гостиной, когда мы играли в эту идиотскую маггловскую игру. Тебе не нужно ничего с этим делать или что-то предпринимать, я не пытаюсь переложить на тебя выбор, потому что выбор уже давно сделан, и его уже не изменишь. Я просто хочу, чтобы ты знала — я тоже люблю тебя. И не думай, что ты ошиблась или сделала что-то неправильно, Анжи. Мне хватит, если ты просто будешь рядом.
Наколдованные снежинки, опускаясь на лицо Анджелины, тают, не оставляя за собой ни следа.
Джордж скрещивает пальцы за спиной.
Вы здесь » wonderwaffle » too far gone » JEALOUS [24.12.1994]